[Перед войной]
Беспокоит политическая обстановка в стране. События: в Финляндии, в Западной Украине и Белоруссии, в Прибалтике. Смена границ. Перенос пограничных опорных пунктов - наше Училище (Киевское военное училище связи - прим. В.З.) активно задействованно в демонтаже старых опорных пунктов и оборудовании новых узлов связи и управления на новых опорных пунктах. Во всём чувствуется бешенный темп в подготовке к чему-то грандиозному. В политической атмосфере сильный запах войны...Военные в особом почете у населения - это говорит о многом...
Значит население - народ чувствует приближение грозы... и старается хоть как-то уважить тех, кто первым пойдёт насмерть, защищая его.
Все в ожидании чего-то особенного. О войне с Германией не говорят, но все об этом думают. Ужастно, что Япония и Италия на стороне Германии. А за Союз - никого. Ни с Америкой, ни с Англией договориться невозможно - они пока не думают, что война каснётся их непосредственно, а что война будет с Советским Союзом - это им наруки. А что если прийдётся воевать на два фронта: на Западе и на Востоке... А может и на три - ведь на Турцию тоже не очень можно расчитывать. Мысли - мысли - мысли...
А отсюда неподдельное стремление всех нас, кусантов, получше подготовиться, чтобы соответствовать назначению. Ночами добровольно ходим в лаборатории и учебно-тренировочные залы, чтобы набить себе руки в работе на телеграфной аппаратуре.
7-го Июня 1941-го года, после выпускного бала по случаю окончания Училища, на котором, конечно, присутствовала Рая, после прощального вечера с нашими семьями, одетый во всё новенькое с двумя кубиками лейтенанта в петлицах, я и Рая едем через Москву в Ташкент в распоряжение командира 16-го полка связи Средне - Азиатского Военного Округа -САВО.
Спокойно сидим на станции в Москве, дожидаемся очереди, чтобы закомпосировать билеты.
Вдруг слышим по радио передачу Совинформбюро. Выступает Молотов и говорит,что Германия нарушила мирный договор, немецкие войска перешли в нескольких местах Советскую границу и их авиация бомбила ряд Советских городов. На вокзале публика засуетилась. У людей сразу изменилось выражение лиц. Чувствовалась растерянность. Мы тоже растерялись. Билеты у нас уже закомпосированы. Жуткое ощущение - похоже на бегство. Ведь я - военный, война на Западе, а куда-же еду я ?!...
Времени до отхода поезда ещё много. Пошли за консультацией к военному коменданту станции. Тот сам в растерянности - даёт нам адрес Коменданта города Москвы. Едем туда. С трудом попадаю к Коменданту. Он меня выслушал и говорит:-"Езжайте по назначению, война не на один день. Понадобитесь Вас найдут всюду." Возвращаемся на станцию. В городе уже чувствуется паническое настроение.
[Узбекистан и Иран]
В полку мне сразу дали должность командира роты, два моих соученика оказались в моём подчинении - команирами взводов. Это был редкий случай по тем временам, когда молодому лейтенанту дают командовать ротой, минуя взвод. Видимо сказалось то, что я был на год старше и к тому-же был женат. В дальнейшем у меня были всякие катаклизмы с продвижением по службе и получением званий, но взводом я не комадовал никогда.
Началась изнурительная служба в условиях Средней Азии. Мне кажется,что сибирские морозы в военных походах переносятся легче, чем Среднеазиатская жара. Днём жара свыше 40-ка градусов, ночами адский холод - хочется одеть шубу.
В полку на марше постоянно две грузовые машины с огромными резиновыми цистернами с водой. На целый день выдают одну флягу холодной воды и маленький пакетик соли. Лизнёшь соль, глоточек воды и вперёд... Среди дня в самую жару выдают один котелок кипятка, выпьешь его сразу - потом вымывает из суставов все соли и кислоты. Делается хорошо и легко. У русских на марше часто из дёсен сочится кровь, стекая по подбородку, у узбеков это не наблюдается. Но узбеки часто прямо стоя в строю падают в обморок.Они менее выносливы.
Зато при развырачивании полевых командных пунктов и узлов связи, по ночам в основном - днём в движении, нужно было рыть катлованы вручную. Основной инструмент - узбецкий китьмень - это на подобии нашей тяпки из толстой стали весом 8-10 килограм, на длинном древке.Русский помахает им с пол часика и...скис. Узбек берётся за конец древка, сгибается в пояснице и, не разгибаясь, долбает эту землю часами.
Земля у них каменная. Намечаешь на земле, где нужно оставить столы, скамейки. Долбаешь катлован, оставляя грунт нетронутым для столов, и чуть по ниже - для скамеек. И так они и останутся. Будут стоять и месяц и год, ими будут пользоваться - они осыпаться не будут.
Вырыли всё по заготлвленному чертежу, установили аппаратуру, сделали монтаж оборудования, подвели линии связи, установили связь, накрыли сверху всё это сооружение маскировочной сетью под вид окружающей местности, установили вахты и охрану объекта. Отдыхай !
Новые тактические задачи, новые условия боевых действий. Снова движение вперёд. Отработка связи на марше. Адский труд !!! Такое учение длится 4-6 суток. Не менее двух раз в месяц. Конец учения - походным маршем домой, в г.Ташкент. На окраине города полк встречает полковой духовой оркестр - последний привал.
[...]
Август 1941 года. В Узбекистане объявлена мобилизация, призывают на военную службу людей, которые никогда не служили. Полк принимает новобранцев и формирует из них части и подразделения связи. Призываются старший, средний и младший командный состав запаса - все они ставятся на командные должности вновь формируемых частей и подразделений.
Этой работой загружен весь кадровый состав полка. Работа ужасная и круглосуточная. Из военкомата приводят партию - человек 50 , а вслед идут провожающие - человек 150. У входа в полк живое оцепление из кадровых солдат. В приблизившейся толпе прощанья, крики, слёзы, пянные голоса... Мы внимательно вглядываемся в толпу - нужно определить, кто-же всё-таки призывается? Видим человек держит в руках повестку - хвать его и на территорию полка. Бывали и ошибки - хватали сопровождающего. Потом появлялась, жена или мать в слезах - не того взяли, на ходу исправляем ошибку.
Вслед за этим: санобработка, переодевание из складов НЗ , формирование подразделений связистов, на 20-30 процентов разбавляем людьми из кадрового состава полка. Такая-же работа проводится в других частях: пехотных, артиллерийскмх, танковых, и т. д .
На следующий день мы развозили эти вновь созданные подразделения связи по формирующимся частям других специальностей согласно разнарядки оргмобуправления Шаба Округа - ведь связисты нужны всем.
Для того, чтобы поставить заслон Турции, чтобы предупредить её намерения выступить на стороне Гитлера, срочно формируется 53 - ая Армия САВО. Армии, кроме всего прочего, нужны 4 отдельные роты связи. Полк формирует одну телеграфно-строительную роту на мото тяге и 3 телефонно-кабельные роты связи на конной тяге. Офицерский состав из запаса, сержантский - из кадрового состава полка.
Меня назначают командиром 666-й Отдельной телеграфно-строительной мото-роты связи 53-й Армии. Я сам лично занимаюсь формированием своей части. Комиссаром роты мне дают лейтенанта запаса Назарова, который работал 3-м секретарём ЦК партии Узбекистана - узбек по национальности. Между нами сразу сложились тесные, доверительные, дружеские отношения. Он подбирает из вновь мобилизованных узбеков рядовой состав, я подбираю из кадрового состава полка младший командный состав из тех кого я зеаю и кто сам желает служить под моим командованием - они ведь меня тоже знают. Такая рота в САВО формируется впервые. Навыков работы с такой ротой ни у кого нет. В Училище этому тоже не учили.
Сформированы 4 отдельные роты связи. Из командиров рот только я из кадрового состава, остальные - с запаса. Командир полка назначает меня начальником эшэлона. Пункт назначения город Ашхабад. Там штаб Армии. От туда все роты по указанию начальника связи Армии разъезжаются по назначению. Едем медлено - против основного движения эшелонов, которые движутся на Москву. У всех командиров рот свои чековые продовольственные книжки для кормления личного состава. В пути каждый солдат получает на день сухой паёк. По своей неопытности я всю дорогу кормлю личный состав всех четырех рот по своей чековой книжке. О нормах питания мне пока ещё тоже ничего не известно. Стараюсь кормить по-сытнее и по-вкуснее. В Училище об этом ничего не говорили. Это даётся опытом.
[...]
Из Ашхабада меня направляют в город Кзыл-Арват - это недалеко от Иранской границы.
Передо мной поставлена задача - остановиться лагерем в 10-15 километрах от города в направлении границы, двигаться вдоль постоянной воздушной линии связи. Разбить лагерь. Две недели на практические занятия по строительству линий связи.
[...]
После приезда в часть начальника связи и началдьника оперативного отдела штаба Армии, по их указанию поставить стык длиной 10 - 12 километров, соединив постоянные воздушные линии связи идущщие на нашей территории и на территории Ирана, установить служебную телеграфную связь со штабом Армии и осуществлять техническое обслуживание этой линии.
[...]
Прибыли в Кзыл-Арват, выгрузились, заправили машины горючим, погрузили на машины всё и всех, на телеграфе дали сопровождающего, обслуживающего линию связи, идущую в сторону Ирана, отъехали 10 километров в степь и стали устраиваться.
Установили палатки для командного состава, для личного состава по-взводно, палатку для хоз.имущества, для поваров и ихнего инвентаря. Определили места стоянок автомашин для каждой единицы в отдельности. Стали на довольствие в Кзыл-Арвате. Привезли цистеру воды.
В земле прорыли канавы - сделали длинные земляные столы и скамейки - получилась столовая. На солидном удалении, при помощи буровой машины сделали туалет из расчета очко на 10 человек, оградили его со всех сторон брезентом, рядом оборудовали умывальники.
Развернули походную кухню - повара два отличных повара - узбека. Накрыли столовую маскировочной сетью - защита от солнца.
В первый-же день - занятия по уставам. Половина состава - узбеков делают вид, что не знают русского. На помощь приходит комиссар. Я читаю параграф по русски - он повторяет его по узбецки. На третий день все заговорили по русски - все ведь занимались торговлей.
Вся учеба в ускоренном темпе, поджимают сроки - потом, когда построим линию, наверстаем. Сейчас только азы - для наведения порядка.
На пятый день ускоренный курс молодого бойца пройден. На всё это в нормальных условиях отводилось месяца два. День отдыха. Принятие присяги. По желанию солдат направляю хозмашину с одним офицером, двумя сержантами и чеиырмя солдатами - узбеками в узбецкий аул за кавунами на деньги солдат - это сразу подняло настроение - без арбуза праздник не прахдник.
На следующий день после принятия присяги начинаем практические занятия по строительству постоянных воздушных линий связи.
На железнодорожную станцию в мой адрес прибыла первая платформа телеграфних столбов. Выгрузить нужно немедленно - иначе штраф.
При помощи крана на машине - столбоставе временно выгружаем на землю, потом спокойно грузим на лесовоз и перевозим. Тут-же прибыл вагон технического оборудования - перевезли к себе. Степь большая, есть где развернуться, никто не мешает, никаких проезжих дорог - благодать. Разбиваем трассу, копаем ямы, ставим опоры, оснащаем опоры, подвешиваем провода. Построили километр линии.
Демонтировали - это тоже полезные занятия - особенно для верховиков. Учим командиров взводов руководить строительством.
Сложили в ящики арматуру, штабелевали демонтированные столбы, засыпали ямы, отошли несколько метров в сторону. Строим новую линию с начала и до конца. Придирчиво проверяем качество строительства - это лично моя работа. На пракике показываю, что лучше сразу всё делать правильно - исправлять ошибки гораздо тяжелее. Узбеки очень трудолюбивые, убедились, что никто их на фронт не везёт, что это просто работа и к тому-же очень интересная - все стараются, работают как черти, внимательно смотрят и слушают как что нужно делать.
По километру километров десять построили и столько-же демонтировали. Сами при этом хорошо подучились: как лучше и как прище и надёжнее.
[...]
Через две недели приезжает комиссия штаба Армии во главе с начальником связи. Рекогносцировка местности. По дипломатической
линии все вопросы с Ираном решены. Переезжаем границу, едем до Иранской линии связи. Сделали себе все заметки, все замечания и пожелания начальника связи и работников оперативного управления.
[...]
Утром подъем, физзарядка, хороший завтрак, действия личного состава расписаны до мелочей - ведь навык проведения строительных работ уже приобретён вполне достаточный - каждый знает своё место и чем он будет заниматься. За работу - товарищи !!! И только благодаря тому,что было время, была возможеость и было огромное желание хорошо подготовиться - работы прошли успешно. Части Армии уже на иерритории Ирана заняли свои позиции, связисты - эксплуатационники развернули узлы связи, подключились к нашей воздушке - телеграфная и телефонная связь со штабом Армии установлена надёжная и устойчивая, командование довольно, претензий нет. У себя в части поставили аппаратуру - установили круглосуточное дежурство по контролю за действующей воздушкой, ежедневный объезд всей трассы мной или комиссаром с командирами взводов, соответствующие записи в оперативный журнал - служба налажена !
[Из Средней Азии через Урал на Северный флот]
Август 1941 года. Перехватил телеграмму, проходящую по нашей линии связи: Приказ Ставки ВГК всем командирам соединений и частей:
Выявлять всех мужчин в возрасте до 35-ти лет, сдавших нормы по лыжной подготовке на ГТО 2-й ступени. Из выявленных составлять команды под руководстом офицера и направлять в штаб САВО для дальнейшего формирования горно-лыжных частей.
Провел соответствующую работу в части. Находятся пять человек русских солддат, добровольно изъявивших желание быть отправленными на фронт в действующие части Красной Армии.
Пишу рапорт начальнику связи Армии - включаю себя старшим. Получаю ответ:- "Отказать, не кем заменить." Направляю второй, затем третий рапорт. Сработало !
[...]
В пути меня настигает первый приступ тропической малярии, которую я подхватил в Иране, ничего об этом не зная. Состояние жуткое: озноб, трясет все тело, ломает кости, температура свыше 40-ка градусов.
Приехали в Ташкент. С помощью солдат пришел в штаб САВО. Получил официальное направление в штаб Уральского Военного Округа и билеты на поезд. Отпрвление поезда в тот-же день. Одного солдата отправляю к себе домой, чтобы привез Раю на вокзал. Рая приехала, когда у меня начался второй приступ. Поезд через два часа. Я почти без сознания. Сели в переполненный вагон. Солдаты силой освободили одно купэ. Постелили на нижнюю полку шинели, накрыли меня шинелями, сели напротив и держат меня, чтобы я не слетел с полки. Меня трясет.Ничего не соображаю. Рая возле меня до самого отхода поезда. Рая вышла. Поезд нас повез. Приступ продолжался 4-6 часов. Когда отпустило, солдаты дали мне попить горячей воды. Первый вопрос мой: - "Плакала-ли моя жена?" Ответ:-"Нет. Она сидела и держала меня за голову. Перед уходом поцеловала меня в лоб, пожелала счастливого пути и вышла из вагона". Я гордился ею - настоящая жена офицера! Рая осталась одна в Ташкенте.
[...]
Приступы малярии у меня повторялись ежедневно. Солдаты со мной измучились. Они на станциях получали пайки, кормили и поили меня всю дорогу. Кое-как приехали в город Челябинск. В Штабе Уральксого Военного Округа солдат сразу от меня отделили и отправили на формирование частей. Меня тут-же отправили в Военный Госпиталь. У меня был чемодан с запасным новым обмундированием и бельем. Я там-же в штабе округа вручил этот чемодан какой-то женщине, взял у нее адрес и меня на машине отвезли в госпиталь. Самостоятельно ходить я не мог. Госпиталь уже был переполнен раненными. Мне особого внимания уделять не могли. Меня атаковали хиной, кожа моя стала желтой и слух притупился. Через недельку мне дали мешечек хины около килограмма весом и выписали из госпиталя.
В Штабе Округа мне дали предписание в формирующийся горно-лыжный минометный полк, в город Курган, на должность начальника связи полка.
[...]
В Кургане командир полка удивился моему назначению. Всего два дня тому назад в полк прибыл начальник связи. Что делать? Побеседовал со мной командир полка и говорит:-"У меня есть вакантная должность командира минометного дивизиона. Принимай дивизион. Я согласую со штабом Округа."
Я наотрез отказался: говорю,что я в глаза не видел миномета, понятия не имею о тактике их применения. Я не имею права взять на себя такую ответственность, ничего в этом не понимая. Связь, говорю - это моя специальность, меня этому учили. На другую работу я не пойду.
Короче: он написал на моем направлении, что возвращает меня в штаб Округа, т. к. начальник связи у него уже есть. Я вернулся в Челябинск на свою квартиру. На следующий день мне дали направление в штаб 63-й бригады морской пехоты, которая эшелонами должна прибыть на две смежные железнодорожные станции Бердяуш и Сулея с Тихоокеанского флота для формирования.
[Северный флот. Оборона Заполярья]
Примерно месяц ушел на формирование частей и подразделений бригады.
По окончании этой очень нелегкой работы на стации Бердяуш и Сулея были поданы два железнодорожных состава с товарными вагонами для людей и лошадей, платформами под технику и один пассажирский вагон для штаба и командиров частей.
Куда нас везут мы не имели понятия. Было страшно: а что если прямо в бой...Командиры даже в лицо не знают своих подчиненных. На руках только списки. В пути следования матросы умудрялись менять все, без чего можно было обойтись на водку,самогон, вино, одеколон... Ехали в неизвестность.Командиры такого ранга, как я, находясь в общей куче в тех-же товарняках, вынуждены были молча наблюдать и даже выпивать, когда угощали... Нельзя было идти против. Итак, эти два эшелона толпы в военной форме - к счастью не вооруженной - прибыли в город Онега в распоряжение Командующего Архангельским Военным Округом для того, чтобы превратиться в сколоченную боевую единицу в кратчайшие сроки.
Здесь нам предоставили территории и казармы. Расположились побатальонно. Батальон связи расположился на территории вместе со штабом бригады, тылом бригады, ротой разведки и ротой автоматчиков, которая несла охранную службу. Весь конский состав закрепили за бальоном связи, а в батальоне - за телефонно-кабельной ротой. Сразу-же получили всю табельную технику связи и лыжи на весь личный состав. После месячной подготовки и принятия присяги получили оружие. Началось интенсивное сколачивание боевых единиц по специальностям, марши, учения, маршброски, дневные и ночные тревоги, действия по различным вводным, действия бригады в обороне, в наступлении - во всех видах боя, физическая закалка на выносливость. Все это в условиях очень жесткой зимы. Жесткие требования соблюдения воинской дисциплины в военное время.
И вся эта, казалось-бы, невыносимая физическая нагрузка проходила в условиях очень плохого продовольственного снабжения, постоянного недоедания. Были случаи, когда отдельные люди опухали с голода. Но в бригаде уже был внедрен порядок, выполнение всех требований, строгая дисциплина.
Личный состав переносил голод, не испытывая ненавависти к командному составу, так как командный состав до командира батальона жил в казармах вместе с личным составом, питался с тех-же бачков той-же похлебкой и наливал ее тот-же матрос - переносил те-же, казалось-бы, нечеловеческие трудности - вся жизнь командного состава проходила на виду у всех. Если люди испытывали зло, так на войну , на немцев, на фашистов. Мысли сводились к тому, как-бы поскорее пройти подготовку и ехать на фронт, чтобы рассчитаться с фашистами и за голод и за все остальное.. На всех учениях присутствовали представители Архангельского Военного Округа. Не роптали матросы на плохое питание еще потому, что видели как живут вокруг них люди, как они голодные ходят на работу и как стойко молча переносят все тяготы войны. В этот период ликвидировали лагера заключенных на Соловецких островах. Часть из них направили в штрафбаты с тем чтобы снять в дальнейшем судимость с тех, кто останется жив, а особо неблагонадежных перевозили для отбывания срока в другие места. В том чесле и в г. Онегу. У них вообще был тотальный голод. Ежедневно мимо нашей части проезжали подводы, груженные десятками умерших заключенных. Не знаю куда их везли на захоронение. С каким ужасом в глазах за этим наблюдали матросы!
[...]
Начало Ноября 1941-го года. Зачетное трехсуточное учение на предмет проверки готовности бригады для отправки на фронт. Проводит учение лично Командующий Архангельского Военного Округа и его Штаб.
Действия бригады в обороне, в наступлении, преодоление на лыжах расстояния более 200 километров, жизнь в походных условиях в лесу, без палаток и на открытой местности, соблюдая правила маскировки, снабжение боеприпасами, питанием. Все это в условиях суровой зимы 1941-го года на севере.
[...]
Рота,которой я командовал, состояла на 80% из людей мобилизованных, каждый из которых годился мне в отцы. Среди них были люди любых специальностей. Готовясь к учениям, мы из металла бывшей солдатской кровати соорудили устройство, установленное на двух лыжах, с осью и барабаном, на который наматывали 10 катушек кабеля по 500 мотров кабеля на каждой. Этим мы облегчили физические нагрузки - катушки нужно носить на плечах, а это на лыжах. На марше эти кабельные установки на лыжах привязывались к седлам и тащил их конь, а при необходимости разматывать кабель вдоль дороги, это тоже делалось с помощью коня. Людям, конечно, доставалось, но все-же... Это оценили все.
[...]
На четвериые сутки учений бригада получила положительную оценку и была признана годной к боевым действиям. Выступила в последний марш домой. Люди страшно устали. Даже кушать не хочется. Одно желание - немедленно завалиться прямо здесь на снег и спать, спать, спать.
Это я описываю свои ощущения от таких походов. Мне в это время было 24 года. А какого-же было пожилым, которым - 50 и более.
Обратный путь всегда давался тяжелее, ибо люди уже были измотаны.
С целью облегчения я придумал такой способ. К седлу моего коня с двух сторон были привязаны четыре веревки, по две с каждой стороны. Я заезжал в хвост колонны, движущейся на лыжах. Самые последние хватались за веревки и я их по дороге буксировал в голову колонны. Они отпускали веревки и становились на лыжню, а я снова ездил в хвост колонны и повторял тот-же маневр. Таким образом я помогал сильно уставшим, был уверен, что никто не отстанет и вселял уверенность в людях, что в любом случае помощь им будет оказана.
Итак, 63-ая Бригада Морской Пехоты, формировавшаяся из моряков Тихоокеанцев, полностью укомплектована, сколочена, обучена, закалена на ряде учений, приближенных к боевой обстановке, приучена к голоду, холоду, жизни вне помещений, приучена к длительным многокилометровым походам на лыжах в условиях лютой зимы на Севере - закончила обучение, сдала зачет и приступила к подготовке к эшелонированию для отправки на фронт.
В этом деле у меня уже был солидный опыт - ведь это было мое третье эшелонирование.
В первых числах Ноября 1941- го года на ж.д. станцию г. Онега подали три эшелона. Все части были расписаны по эшелонам. Мы - в первом эшелоне вместе со Штабом Бригады. Только штабной вагон пассажирский, остальные - в телятниках. Былой страх полностью отсутствует - каждый чувствует, что мы уже не толпа людей, а боевая единица, способная за себя постоять. И дисциплина на должном уровне - никто и не помышляет о приобретении спиртного. Нам известно только то ,что бригада зачислена в Резерв Ставки ГК. Эшелонирование прошло организовано. Это уже совсем не тот эшелон, который двигался с Урала. Все на виду. Все лица знакомы. Все все понимают с полуслова. Едем в сторону Москвы. Опасность быть подвергнутым бомбежке все возрастает.
Где-то через неделю после Ноябрьских праздников прибыли в Москву. Узнали, что парад на Красной Площади состоялся - это сильно подбодрило...
Дней десять наши эшелоны двигались по Окружной Железной Дороге вокруг Москвы, со станции на станцию, больше часа на одной станции не задерживались.
Были случаи, когда кто-то из командного состава отлучался от эшелона, чтобы походить по Москве. Тогда возврааться уже нужно было на вторую или на третью станцию по Окружной. Я дважды был в таких отлучках.
Сейчас много говорят и пишут о панике, которая была в Москве. Я там был в самое тяжелое и опасное для Москвы время - когда решалась судьба Москвы. Я до сих пор помню свое удивление и восхищение спокойствием и порядком в Москве, а ведь я был в разных ее местах. Во всем чувствовался суровый порядок военного времени. Небо Москвы было усеяно аэростатами, препятствующими низкому полету самолетов, была слышна стрельба зенитной артиллерии, иногда завязывались воздушные бои, на улицах чаще всего встречались военные, много девушек в военной форме - они занимались аэростатами, трамвайное движение работало. Во всем чувствовалось напряжение. Но никаой паники, мародерства, хулиганства я не видел. Во всем чувствовался порядок и чувствовалось, что этим порядком руководит сильная, спокойная рука.
[...]
В эти дни в Ставке Верховного Главнокомандующего решался вопрос куда бросить нашу бригаду. Очень тяжелое время было под Москвой, не мнее тяжелое - под Ленинградом, опасность угрожала и Мурманску, который по несколько раз в день подвергался бомбежке и был уже на 60 % сожжен. Падение Мурманска означало открытие пути через Карелию на Ленинград, освобождение огромной фашистской групировки НОРД и переброски ее на Москву или Ленинград, полное блокирование Северного Флота, закрытие единственного незамерзающего порта на Севере, принимающего круглый год суда с грузами от союзников по Лендлизу.
В Резерве Ставки ГК было много соединений и в нужный момент их вводили в бой. Нас вводить в бой не торопились. Напряжение ожидания было на пределе. Конечно под Москвой нашу бригаду перемололи-бы быстро.
Но нам здорово повезло. Наши войска под Москвой контратаковали противника и перешли в наступление. Нас перевели в Резерв Главнокомандующего Военно-Морским Флотом и все три эшелона направили на Мурманск
[...]
Нам опять, уже в который раз, повезло - все три эшелона прошли весь путь без бомбежек. На войне вообще очень многое зависит от факта везения.
Прибыли в Мурманск. Расположились биваком на открытой местности вне города. Палаток не ставили. Просто так - по привычке. Ждали указаний. Решался вопрос кому нас придать: Карельскому фронту или Северному Флоту.
До этого у меня периодически появлялись признаки малярии - я ее заглушал хиной. Я был желтый от хины и слух у меня ухудшился на 50 %. С прибытием в Заполярье малярия отступила и оставила меня в покое по сей день.
В Мурманске нам выдали белые маскировочные костюмы, которые одевались поверх обмундирования, чтобы меньше выделяться на местности, покрытой снегом. К тому-же вних было гораздо теплее. Установили наблюдение за воздухом . приняли, по возможгости, маскировочные меры. Развернули походные кухни. Накормили и напоили личный состав горячей пищей. Переночевали на снегу, кто стоя, кто сидя, кто лежа. Утром над Мурманском появилась група самолетов.Отбомбились на город, просто так, неприцельно.
Над нами пролетели на большой высоте, нас не видели, или не хотели видеть.
К обеду решили придать нас СОР-ру, Северному Оборонительному Району Северного Флота, который занимал оборону на полуостровах Рыбачий и Средний.
Это конец Ноября 1941-го года..
Тактическая обстановка на Севере на время нашего прибытия:
1. В воздухе преобладает немецкая авиация. Ежедневные воздушные бои приводят преимущественно к нашим потерям.
2. На суше 14-ая Армия Карельского фронта остановила наступление Финских частей и фашистское соединение Группы НОРД на рубеже реки Западная Лица, сдерживая и перемалывая силы противника, не давая ему захватить единственную железную дорогу, соединяющую Заполярье с Большой Землей. Ж.Д. станця - Кандалакша подвергалась постоянной бомбежке.
3. Штаб Северного Флота дислоцировался в бухте Полярное с узким проходом, зажатой со всех сторон скалистыми высотами. В Баренцево море фашистские подводные лодки чувствовали себя, как дома, круглосуточно охотясь за нашими, особенно мелкими, надводными единицами. Мурманск держался только на том, что сперва Финам, а потом Немцам не удалось сходу захватить полуострова Рыбачий и Средний и остров Кильдин. Участок Северной границы Советского Союза, протяженностью в 5 километров на перешейке, соединяющем полуостров Средний с Большой Землей так и не был сдан немцам в течение всей войны,удерживался силами 135-го пехотного полка и 104-го пушечно-артиллерийсого полка . В этих частях, к нашему приходу, осталось процентов 30 личного состава. Несмотря на то,что немцы захватили на перешейке вершины высот Хребта Муста Тунтури, перейти границу и сбросить оборону полуостровов в море они не смогли.
Командующий Флотом принял решение укрепить эти полуострова.
Туда были высажены 12-ая бригада морской пехоты, наша 63-ая бригада морской пехоты и из остатков 135-го пехротного полка и прибывшего пополнения сформировали 254- ую бригаду морской пехоты.
Высадка вех этих войсковых соединений на полуострова производилась среди белого дня, на глазах у противника. Немцы позволили беспрепятственно произвести высадку, полагая таким образом заманить побольше войск на полуострова, блокировать их с воздуха и с моря, потом, усилив свои войска, сбросить все наши соединения в море, предварительно заморив голодом и отсутствием боеприпасов - создать глухую блокаду. Таков был рассчет немцев. Теперь, мне кажется, время подробней остановиться на полуостровах:
Полуострова Рыбачий и Средний расположены между 69-м и 70-м градусами Северной Широты, в 350-ти километрах от Полярного Круга, на 32-м Меридиане Восточной Долготы. Рыбачий вытянут в направлении с Северо- Запада на Юго-Восток на 55 километров, ширина его в среднем 20 километров. он соединен узким перешейком с полуостровом Средний, размер которого 25 на 13 километров.
По рельефу оба полуострова представляют собой всхолменное плоскогорье с обрывистыми берегами. Отдельные сопки достигают в высоту 300 - 350 метров над уровнем моря. Полуострова имеют интересную особенность: они растут, поднимаясь из воды примерно на 3 сантиметра в год.
В Южной части полуостров Средний представляет собой плоскогорное плато, которое с 300-т метровой высоты полого спускается до 8 -ми метров над уровнем моря. Вдоль перешейка между полуостровом Средний и Большой Землей на этой низине расположились четыре, соединенных между собой ручейками, озера. По этим склонам и перешейку проходил в годы ВОВ Передний Край и Главный Рубеж Сухопутной Обороны Полуостровов, общей протяженностью - 6 километров и средней глубиной 3 - 4 километра. Вся эта местность отлично просматривалась немцами с вершин хребта Муста - Тунтури, который тянется вдоль перешейка от губы Кутовая до губы Малая Волоковая - вдоль всего перешейка.
Муста-Тунтури в переводе с финского означает "Черная Гора", ее общая длина 9 километров с высокими, обрывистыми склонами и утесами.
Этой естественной крепостью в скалах с 30-го Июня 1941-го года по Октябрь 1944-го года владели гитлеровцы. Когда гитлеровские дивизии 29-го Июня 1941-гогода перешли границу в Заполярьи и оттеснили наши войска к Западной Лице у них в тылу остался, наценный им в спину, "пистолет" - героический гарнизон Рыбачего.
Попытки врага сбросить наши части в море и захватить полуострова натолкнулись на мужество и стойкость советских воинов и закончилось безуспешно.
Значение обороны полуостровов:
1. Рыбачий и Средний держали под контролем вход с моря в Кольский залив - Главную Базу Северного Военно-Морского Флота., прикрывали Мурманск.
Через Мурманский порт осуществлялись связи нашей Родины с внешним миром, с союзниками по антигитлеровской коалиции. С потерей Балтийского и Черноморского портов Северные коммуникации приобрели особое, жизненно важное значение. Этим единственно возможным в Европе океанским путем СССР получил около пяти миллионов тонн различных военных грузов.
2. Рыбачий и Средний, блокируя артиллерийскими батареями вход в Печенский залив, срывали снабжение морским путем гитлеровских войск на Севере, а главное - мешали вывозить из Печенги медно-никелевую руду, крайне необходимую военной промышленности Германии.
3. Защитники полуостровов, ведя непрерывную активную оборонительную войну: высадки десантов во фланги и в тыл врага, разведывательные и диверсионные вылазки, лобовые атаки на отдельных участках - все время отвлекали на себя значительные силы гитлеровцев, не давая возможности снять и перебросить войска на другие направления,
4. В октябре 1944-го года с этих полуостровов был нанесен удар с тыла по немецким частям, находящимся в районе Западной Лицы.
5. Оборона полуостровов Рыбачего и Среднего имела в те трудные военные годы большое моральное значение, ибо здесь находился участок, где врагу в течение всей войны не удалось перешагнуть линию нашей Государственной Границы.
Командующий Северным Флотом Адмирал Арсений Григорьевич Головко говорил: - " Все здесь поражало мощью, угрюмым величием: гранитные скалы-горы, голые или покрытые мхом, поросшие карликовой березкой, вознесшиеся над морем. Грандиозность морских просторов, почти всегда неспокойных, часто штормовых. Продолжительность и фантастичность полярной ночи с причудливыми сплохами Северного Сияния в полнеба над гранитным безлюдьем, над кипением прибоя у подножий черных утесов. Лютость океанских непогод. Суровость всего, что окружало человека, что сперва подавляло, затем заставляло приспосабливаться, искать и находить выход, а в конце -концов воспитывало настоящих моряков ".
А.Г. Головко отмечает: - " Кто владеет Рыбачим и Средним, тот держит в своих руках Кольский залив. Без Кольского залива Северный Флот существовать не может ".
Продолжаю: И так - наша 63-ая БМП начала высадку на полуострова.
Первым катером высадился оперативный отдел бригады с задачей определить позиции частям бригады на местности. Вторым катером высадили в губу Эйна мою роту с задачей навести линии связи к местам дислокации частей бригады.
В последующие три дня высадили всю бригаду.
Высадившись на Рыбачий в Эйна губе, не задерживаясь, мы навьючили на себя имущество связи и пошли по очищенной ветром от снега дороге, покрытой круглой галькой. Нужно было по-скорее оторваться от берега. Ходить по гальке было тяжело. Вдруг у кого-то галька под ногой лопнула, он наклонился и поднял картошку. Радости - полные штаны. Стали двигаться медленнее и присматриваться.
Когда мы прошли километров десять до ручья, у нас оказался солидный запас картошки. Мы сделали привал. Сваририли густой картофельный суп с мясными консервами - 100 лет такого не ели! Первый обед на Рыбачем получился на славу. Каждому досталось по полному котелку. Отдохнули - пошли дальше. Перешли перешеек и пошли по Среднему. И тут опять дурную шутку сыграл со мной мой врожденный недостаток. Я повел людей не по той дороге. Пересек по ширине п.о. Средний и дошли до залива М. Волоковая, увидели воду. Остановил нас оклик: -
" Стой! Кто идет?! Ложись! Командир ко мне, остальным лежать !!!"
Только сейчас я заметил рядом траншею. Я вскочил в нее и пошел на голос. Это оказалась боевая позиция командира крупно-калиберной артиллерийской батареи капитана Поночевного, которая располагалась напротив входа в залив Петсамо и вела огонь по кораблям противника, закрывая вход в залив. Эту батарею ежедневно бомбили с воздуха, засыпали ее артснарядами - открывали огонь по каждому человеку. А я привел целую роту прямо на позицию. Встретил меня Поночевный, мы обменялись паролями. Я ему рассказал кто мы, куда и с какой целью движемся. Мы сразу подружилсь. Он дал мне провожатого, который довел нас до места встречи с начальником оперативного отдела бригады. Об этом случае никто так и не узнал.
Бригада заняла позиции на Основном - Первом рубеже обороны.
Попробую обяснить, если мне это удастся.
Как я уже говорил на полуостровах были три бригады морской пехоты. И соответственно были три рубежа обороны. Первый рубеж - передовая. От Хребта Муста-Тунтури, все плоскогорное плато с озерами - оно называлось Долина смерти, ибо с высот Хребта был виден каждый человек, появившийся на этом плато, юг залива М.Волоковая, юг залива Титовка, высота 300 метров над уровнем моря, на которой находился КП Первого рубежа. Этот рубеж непосредственно соприкасался с противником. Второй рубеж - все западное,северное и восточное побережье Рыбачего, протяженностью километров 80. Главная задача - не допустить высадки десанта с моря на Рыбачий. Третий рубеж - побережье заливов М. Волоковая, Б.Волоковая, Мотовский залив. Охрана КП СОР, аэродрома Пуманки, базы торпедных катеров - не допустить воздушного десанта. В темное время года бригады обменивались рубежами. Бригада , находящаяся на первом рубеже несла большие потери. Итак, наша 63-ая БМП по прибытии на полуострова сразу заняла Первый рубеж обороны, сменив 135 - й полк.
Когда бригада устроилась, финансовый отдел начал офоррмлять денежные аттестаты на родственников, поскольку нам деньги не были нужны. Я разделил свою зарплату ровно попалам: один аттестат выслал на имя Раи и один аттестат - на имя мамы. Я только давал адреса. Все остальное делал финансовый отдел.
Себе оставил только на комсомольско- партийные взносы.
Я не знаю куда это вставить, вставлю сюда, ибо к этому прийдется вернуться. Был у меня матрос. рослый, здоровый мужик - сибиряк, лет на 10 старше меня. Когда мы впервые пришли на передовую ему нужно было конец провода зевести на КП. Он взялся за ручку двери землянки, в это время шальная пуля попала в ручку и прошла между указательным и средним пальцами правой руки. Обожгла ему кожу и мясо на пальцах., кости не задела. Он побледнел и сказал, что это плохой признак, это его судьба - живым он не останется.
Я его взял себе в адъютанты. Фамилия его Задворнов.
К прибытию бригады нами были проложены и замаскированы все линии связи, согласно требованиям оперативного отдела. В составе бригады прибыла наша штабная рота связи - командир лейтенант Леонтьев. Они развернули коммутатор, подключили линии и связь со всеми была установлена.
Выполнив спец.задание мы приступили к строитьельству землянок. Наша рота должна была построить три землянки для личного состава взводов, одну землянку для командного состав роты, одну землянку для командного состава батальона и одну - для камбуза. Землянки расположили в долине реки между смежными сопками. Никакого стройматериала. Адский труд. Выбераем в стороне скалистую сопку. очищаем ее от снега. Ломами и кирками дробим верхние замерзшие слои скалы на солидные безформенные куски. Из этих кусков выкладываем стены землянки по периметру, оставив отверстие для входной двери.
Раздолбав поверхность скалы глубиной с полметра, дальше скала идет слоистая, пластами толщиной 20 - 30 сантиметров. Человек 15 - 20 окружают эту скалу, лопатами подрывают пласт. Первый пласт должен быть таких размеров чтобы его хватило на все перекрытие. Если пласт лопнул, он идет на стены или на верхние слои перекрытия. В случае опасности, что пласт не выдержит нагрузку, в землянке внутри выкладываются подпорные столбы из этих-же кусков скалы. Из веток и стволов карельской березы делаются двухэтажные нары - они тоже подпирают перекрытие, стол со скамейками из этой-же березки, столешницу - из пласта скалы.
Зимой землянка через день оказывается под снегом, только нужно следить, чтобы не знесло вход. Никакого отопления. Зимой ее с воздуха не видно. Летом нужно немного закидать мхом, ветками - не очень, ибо сверху это та-же скала.
Для строительства дотов, дзотов, наблюдательных пунктов и огневых точек саперному батальону привозили на барже стройматериалы.
В землянке, в которой жил мой комсостав, мы пот потолком натянули волейбольную сетку и сверху на нее постелили газеты. На вопросы: для чего это? Мы отвечали, что это для того, чтобы снаряд съамартизировал и улете лобратно к противнику. А вообще, потолок стал равнее да и сетку девать некуда было.
Очень тяжело было обеспечить жизнь лошадей. Выбрали узкую долину между двумя высокими сопками в восьми километрах от переднего края обороны, из березы сделали ограждение, условное разумеется, из снега выложили высокие стены, как защиту от ветра, спины лошадей укрыли попонами. Для обслуживающего персонала тут-же построили землянку. На первую зиму привезли баржу с тюками сена. На следующкю - заготовили веники из березовых веточек с листьями. Это было основное питание для лошадей - они худели, но были живы.
Прибыли знакомиться с командным составом бригады Командующий СОР - генрал- лейтенант Кабанов и его Начальник Штаба - контр-адмирал Туз. Два солидных, рослых, здоровых мужика ростом более двух метров каждый.
Командующий поставил главную задачу: ни в коем случае не проявлять пассивность; оборона должна быть активной. это значит ни днем, ни ночью не давать противнику покоя; противник должен всегда быть в напряжении; всегда опасаться нашего нападения. Для этого нужно постоянно проводить мелкие операции: разведка боем, десантные вылазки с флангов, лобовые атаки, охота за "языками", мероприятия диверсионного порядка. Цель: держать противника в постоянном напряжении поскольку мы фактически оказались в тылу противника и он должен бояться удара в спину. Фашистская группа НОРД, оккупировавшая Норвегию и Финляндию и дошедшая до реки Западная Лица представляет собой очень мощную военную силу и мы своими действиями не должны дать им возможность маневрировать и бросать свои силы на другие участки фронта.
Короче - мы должны приковывать эту силу к себе, а когда наступит время - перейти в наступление, ударив в спину гитлеровским войскам, отходящим под натиском войск Карельского фронта в Норвегию.
Таких сдерживающих операций было проведено много. В свободное от боевых действий время проводились занятия, лыжные походы, тренировки по высадке десантов на свой берег.
Весь 1942 год и половину 1943-го года полуострова жили в полной блокаде.
Основное питание было овсянка-зерно. Я один раз в день съедал эмалированную миску этого варенного зерна и выпивал ежедневно три кружки отвара из березовых листьев, как противоцинготное средство. Зимой 1943-го года начали получать офицерский доппаек: 250 грамм сала-шпик, одну банку сгущенки и 30 пачек Беломорканала в месяц. Пробовали мы и чаек варить, и моржей жарить - не вкусно, сильно воняет рыбой..., но...,если очень, то... Моржей убивали на сало для смазки артиллерийских орудий. Однажды волной прибило к берегу боченок со свиным жиром. Рискнули, попробовали, вкусно, не пронесло - хорошо! Однажды осенью, уже лежал снег, в залив Б. Волоковая зашел большой косяк селедки. Матросы, стоя в воде, лопатами выгребали ее на берег, она замерзала и кому было нужно топором вырубали кусок и уносили в часть. Все это, плюс ядренный, здоровый климат Заполярья и чистый, насыщенный кислородом воздух помогало выжить без болезней. До сентября 1942-го года неумолимо мучила нас вшивость: без бани, без смены белья, зимой круглосуточно не раздеваясь, бороться со вшивостью было невозможно. В сентябре нам привезли 40-ка ведерные бочки мыла " К ". Мы смазывали им кальсоны и рубашки. Сперва сильно зудило тело. Потом привыкли. Довели нательное белье до такого состояния, что снимешь его, поставишь на пол - оно стоит. Зато вшивость исчезла полностью.Мне было легче, чем другим. Я круглый год купался: зимой в проруби реки, летом - в заливе. Таких любителей лично я не видел. Когда матросы, держа меня за руки, окунали меня в прорубь, офицеры по-старше меня рангом и возрастом грозили мне кулаком и кричали,что это мне боком вылезет, что я пожалею об этом. Меня это еще больше подстегивало и я делал это демонстративно. Ничего! Вряд-ли кто-либо из них дожил до 90, а я живу !!!
И вспоминаю эти глупости с удовольствием.
В 1943-м году в тылу Рыбачего организовали банно-прачечный комбинат. Стали раз в месяц менять белье.
Тогда-же организовали пекарню. Блокада с моря была снята. В воздухе тоже стало наше превосходство. На много облегчился процесс доставки грузов на полуострова. До тех пор мы хлеба не видели - забыли его вкус и запах. Ели только черные толстые сухари. Когда начали искать специалистов хлебопечения - я выступил в качестве главного консультанта. Внес предложение как построить печь, как наладить производство. Помог подобрать людей и сколотить команду.
Лошадям стали доставлять сено в тюках.
А вот с овощами в Заполярьи вообще проблема. Мы до конца войны так овощей и не видели.
Немного о погоде:В году полгода солнце не заходило. Одновременно в небе и солнце, и луна. Круглые сутки без напряжения читаешь на свежем воздухе газету. Не легко привыкнуть, но очень интересно. Полгода полярная ночь, освещаемая причудливым Северным Сиянием - это такая красота которую ни описать, ни нарисовать невозможно. Это нужно увидеть! Зимой, когда метет снег,кажется, что земля под тобой движется. Там, где была лощина после снежной вьюги появляется сугроб, а где был сугроб появляется лощина. Выствляя наружный пост, внушаешь матросу, чтобы он все время топал, то есть делал щаг на месте. Если он будет неподвижен, через два часа на этом месте будет сугроб, а его не будет. Во время пурги два человека идут держатся за руки, но друг друга не видят... и это в дневное время суток. Большая группа людей в пургу передвигается в колонну по одному, скрепленные общей веревкой. В первую зиму , по неопытности, мы потеряли многих, а когда снег растаял, стали появляться свеженькие , не разложившиеся, трупы. Именно в такие погоды разведрота снимала немецких часовых с постов и приводила "языков".
До Сентября 1942-го года моя рота очень много работала по созданию на переднем крае надежной связи с опорными пунктами. на каждый объект с разных сторон прокладывались по две , а то и по три кабельные линии, в зависимости от опасности их повреждения огнем противника. Разведротой командовал лейтенант Юневич. Красивый, высокого роста, лет двадцати восьми мужчина. Прибыл он к нам из госпиталя, после ранения на каком-то фронте. Он много раз ходил в тыл проотивника с целью какой-либо диверсии или за "языком". Его знали все.
С целью пропаганды самого отважного в бригаде человека в каждой землянке был его портрет. Он, безусловно, этого заслужил.
За левым краем Хребта Муста-Тунтури противник владел сопкой, которую мы условно назвали -"Яйцо". С позиций этой сопки фашистская артиллерия держала под контролем Мотовский залив, не давая возможности нашим судам заходить в Эйна губу и Восточное Озерко. Перед сопкой "Яйцо" текла неглубокая речка шириной метра четыре, которую можно было перейти вброд, она впадала в Мотовский залив. Высоко в долине этой речки немцы поставили два пулемета, которые вели беспрерывный огонь вдоль речки.
Так вот в Сентябре 1942-го года Юневич получил приказ захватить эту сопку и удерживать ее до прихода ему на смену двух рот. Эта операция должна была быть обеспечена надежной проводной связью и радиостанцией. От меня пошел взвод во главе с лейтенантом Глущенко и главстаршиной Мельянкиным.
По скольку взводу были приданы еще два матроса с радиостанцией, я изъявил желание лично руководить организацией связи в этой операции.
Это было мое первое участие непосредственно в боевых действиях на территории противника. Перед уходом я написал заявление о принятии меня кандидатом в члены партии. Вышли с наступлением темноты. Конечно идти в бой под руководством такого опытного, обстреленного командира, каким был Юневич - это удовольствие, было чему поучиться. Как он умело руководил людьми. Немцы все время освещали местность светящимися ракетами, но он так умело вел людей, что мы подошли к сопке незамеченными. Молча окружили сопку с трех сторон, без единного выстрела. Сообщили на КП о готовности к атаке. Наша артиллерия 10 минут обрабатывала сопку и по сигналу Юневича рота атаковала сопку. Гарнизон сопки понес большие потери, но большинство немцев оставило позиции и ушли в свои тылы. Преследовать их не стали, чтобы не попасть в ловушку, да и задания такого не было.
У нас потерь не было. Доложили о выполнении задания. В ту-же ночь пришли на смену две роты, заняли позиции, закрепились. Юневич со свей ротой вернулись в тыл. Я отправил с ними Глущенко и Мельянкина, а сам остался на высоте 104, перед ручьем, где находился КП руководителя операции - начальника штаба батальона из которого прибыли две роты. Когда Глущенко и Медьянкин прибыли в часть, командир бригады сразу наградил их медалями " За боевые заслуги". Часов в 12 дня немцы открыли огонь по сопке, по своим бывшим позициям и перешли в наступление большими силами. Наши начали нести большие потери.
Бои за сопку продолжались два дня. С наступлением темноты в поддержку нашим пришла еще одна рота с задачей прикрыть отступление, сопку оставить. Когда эта рота пришла на высоту 104 один матрос лет 50 возрастом держался за сердце и кричал от боли. Я предложил отправить его в санбат. Подполковник отказался, приказал ему залесть под нары и там отдохнуть. Он залез и все время стонал.
Рота пошла к сопке. Прошло время. По расчету она уже должна была прибыть на сопку, а от туда передают, что ее нет. Подполковвник говорит мне:-"Иди, разберись, что там случилось. При необходимости прими соответствующие меры". До ручья нужно было идти под отвесной скалой. Эту дорогу можно было поразить только навесным минометным огнем. Я дошел до ручья. Перед ручьем стоят прижавшись к скале рота вместе с командиром. В ручье лежат убитые. Я, не останавливаясь, пробежал мимо роты, скомандовал :-"За мной!!!" и перебежал ручей. Командир роты повторил мою команду и побежал за мной, за ним последовала вся рота.
Ночью на сопке относительно спокойно, только освещают местность, ведут пулеметный огонь. На сопке подполковник написал записку, доложил о больших потерях, запрорсил разрешение оставить сопку. Я с этой запиской пошел обратно на высоту 104. Один из моих матросов по фамилии Зайцев держался за живот, плакал, говорил, что ему очень плохо, рыгал. Я его взял с собой. Добежали до ручья, там огонь на много сильнее прежнего. Я приказал Зайцеву сидеть под скалой, когда наши будут отходить, он пойдет вместе с ними. Я присмотрелся до какого места в заливе достают пулеметные очереди - всплески в воде совсем рядом с берегом.
Снял с себя телогрейку и ватные брюки, положил записку в рот и поплыл. Вскоре я начал задыхаться. Я выплюнул записку и с трудом добрался до берега - там всего-то метров 20. Побежал на высоту 104, сапоги полны водой, снимать не стал, по скале босиком не побежишь. Забежал в землянку, доложил обстановку и содержание записки. С меня сняли мокрое, натерли спиртом руки и ноги, одели тулуп. Комбриг потребовал меня к телефону - я ему доложил, что если сейчас не дать команду покинуть сопку, так оставшиеся на сопке дневную атаку не выдержат. Вдруг матрос под нарами замолчал. Подполковник велел посмотреть, что с ним. Его вытащили оттуда мертвым.Я сказал подполковнику, что это на его совести и тут-же понял, что зря. Такое не прощается. До рассвета оставшихся в живых успели снять и вынести убитых. Из моей роты убитых 4 человека, один сильно ранен: осколком мины ему срезало подбородок, нижнию челюсть, кусок языка и куссок носа. Зайцева под скалой не обнаружили. Общие потери в этой операции около 400 человек. Я особенно пережил смерть моего самого любимого старшину 2 статьи Василия Маслюкова, родом из Находки.
[...]
На следующий день траурные мероприятия. Приказано было раздевать убитых наголо. Я нарушил приказ. Оставил их в нательном белье и каждому из плащпалаток сшили мешки с клапанами у головы. Написали кто они и на санях отвезли их на Рыбачий. Положили в нишу скалы - для дальнейщего захоронения похоронной командой. На Зайцева я тоже выслал похоронку, хотя убитым его никто не видел.
Через два дня меня вызвали на парткомиссию, вручили мне кандидатскую карточку и забрали комсомольский билет.
На третий день комбриг собрал комсостав бригады. Дал положительную оценку проведенной операции. В заключение поздравил лейтенанта Юневича и лейтенанта Зубок с награждением орденами Красного Знамени и присвоением званий Капитан, минуя звание Старший Лейтенант.
Раненого в лицо матроса,старшего политрука-фамилии не помню-отправили в госпиталь в Мурманск .Ему там проделали целый ряд операций. Я поддерживал с ним связь. В последних письмах он писал, что ему сделали челюсть, нос и язык, что чувствует он себя не плохо. Только после еды он на пару часов лишается речи. Скоро его должны комиссовать и он не представляет себе как он втаком виде приедет к жене. Зачем он ей такой нужен? Я завел переписку с его женой, подготовил ее и чере месяц получил письмо о том,что она сама забралаего из госпиталя домой.
У меня после этой операции на сопке "Яйцо" появилась полная безсонница, я не терял работоспособность, но ночами совершенно не спал. В землянке со мной жили 6 человек, в том числе и врач. Они видели, что я не сплю. Рассказали комиссару бригады полковнику Михайловскому. А у Юневича в ногах обнаружили несколько осколков. Мне дали путевку на 10 дней в дом отдыха лётного состава, где отдыхали летчики морской авиации 3-4 дня после каждого боевого вылета, а Юневичу дали направление в госпиталь подлечить ноги. Нас на торпедном катере высадили в Мурманске.
[...]
На Рыбачем мне вручили приказ о присвоении мне звания старшего лейтенанта. О награде - ни слова. Ну,что-ж? Сравнивать себя с Юневичем было-бы по меньшей мере смешно... Да и не до переживаний по таким пустякам мне было.
Меня ждали гораздо большие огорчения. Я узнал, что в моем отсутствии погиб командир штабной роты - лейтенант Леонтьев. Дело было так: он вышел из своей землянки и пошел по пути, по которому он проходил 1000 раз - в землянку, где был установлен коммутатор и работали его девушки. Прилетел шальной снаряд, ударился об скалу и взорваля. Леонтьева ранило в ногу выше колена. Его отнесли в медсанбат.Кость раздроблена. Он умолял, чтобы ему оставили ногу, говорил, что у него молодая жена...Но рана бла сильно загрязнена. Ногу ампутировали. Было заражение крови. Через два дня он умер. Я был потрясен - он по своим служебным обязанностям был гарантирован от смерти. Его похоронили на Рыбачем. Где-то в году 1992 -1993 -м, каким-то образом меня разыскал его сын, написал письмо и просил, чтобы я ему описал подробности смерти его отца. Я написал , что знал и обяснил где он похоронен. В ответ он меня поблагодарил, написал, что был на Рыбачем, видел братскую могилу где в списках нашел фамилию своего отца, выслал мне фотографию отца.
[...]
Декабрь 1942 -го года. Разведка боем, в лоб на правом фланге Хребта Муста-Тунтури. Командир - капитан Юневич, я обеспечиваю связь.
Пройти надо через свое минное поле. Проводник - матрос саперного батальона. Ночью подошли к немецким позициям. Завязали пулеметную перестрелку, забросали гранатами позиции противника. У них паника, ведут беспорядочный, неприцельный огонь. Два человека погибло, несколько человек ранило. С рассветом наша артиллерия обрушила огонь по этой сопке,отвлекая противника и давая возможность нам вернуться на свои позиции, пройти "Долину смерти".
В этом бою ранило одного парня - радиста, полностью отрвало ногу. Наложили жгут. Когда стали его укладывать на плащпалатку, чтобы вынести, нога висела на шкуре и мешала. Думать некогда. Я финским ножем перерезал шкуру, положили ногу рядом с ним и при отходе вынесли его с поля боя. Его проаперировали, остался жив, отправили в тыловой госпиталь.
Запомнившийся эпизод из этой операции. Был приказ проверять всех, кто идет с передовой в сторону тыла. Навстречу ине спрокойно идет рослый матрос в полушубке и правой рукой держится за кисть левой руки. Я его остановил, спрашиваю куда он направляется. Говорт - в санбат. На вопрос - что случилось? он правой рукой вынемает из рукава полушубка кисть левой руки, бело-синего цвета. У меня прошел холодок по спине, я поражен его спокйствием, извинился перед ним и он пошел дальше, истекало время наложенного жгута.
Перед этой операцией я оставил заявление о приеме меня в члены партии.Вообще по уставу кандидатский срок был один год, но, по постановлению ЦК партии, лицам непосредственно участвующим в боях, по боевой характеристике, кандидатский срок сокращался до трех месяцев, разумеется, если останется жив.
По вовращении меня вызвали на парткомиссию. Секретарь парткомиссии подполковник Гнилуша говорит:-" Ну шо, Зубок, ты мабуть и газеты читаешь ?"
Отвечвю:-"А как-же. Я ведь курю." Я так ответил потому, что был приказ Сталина: Обеспечить регулярную доставку газет в действующие части, солдаты покурят махорку и заодно что-нибудь почитают. Гнилуша спрашивает у членов комиссии:-"Ну,что? Вопросы Зубку е ? - Нэмае". Тоди Зубок будь такым якый ты е" Забрали кандидатскую карточку и выдали партийеый билет. Я был очень горд этим.
Я искренне любил Сталина и верил в справедливость решений партии. Готов был по первому велению идти насмерть, не задумываясь. И я был не одинок, таких были миллионы.
Это неправда,что победа далась из-за жестокости: штрафбаты, загрядотряды, рассттрелы перед строем за членовредительство, трусость и дезертирство.
Да - все это было .Но это было необходимо в свое время. Бойцы должны были знать, что они обязаны оторваться от земли под огнем противника и броситься вперед, а не назад - иначе их ждет суровая расправа. Без такой строгости нельзя было поднять в атаку насмерть миллионы людей.
Но победа была одержана благодаря фанатической любви к Родине, ненависти к фашизму, массовой вере в Сталина, партию и правительство.
Март 1943-го года.
В бригаду на должность начальника артиллерии прибыл, прямо после окончания академии, молодой, очень крсивый, подполковник. На высоте, кажется, 352 ему построили НП, чтобы он имел возможность лично наблюдать за эффективностью артогня с суши и с коаблей СФ, которые периодически обрабатывали позиции противника. Мне было приказано обеспечить надежную связь НП со всеми огневыми точками дальнобойной артиллерии. Была страшная снежная пурга. Снег мело настолько густой, что ничего не было видно.Я пошел с двумя взводами, нагруженными катушками с кабелем., на лыжах, дороги там нет, двигались по азимуту , по компасу. Длинный пологий подъем к вершине горы. Прошли две треьи пути, вдруг стрелка компаса резко повернулась на 180 градусов.Остановились в недоумении. Неужели мы не заметили, как повернуи обратно.
Не может этого быть, слишком много людей, кто-нибудь да заметил-бы. Продолжаем идти , как шли. Поднялись на вершину - стрелка снова повернулась на 180 градусоа. Значит шли правильно. Выполнили задание - вернулись в часть. Рассказал о случившемся. Все сошлись на мнении, что под скалой залежи металла.
А я думаю, быть может это было связано с атмосферным завихрением. Не знаю.
Через несколько месяцев немецкая авиаразведка обнаружила НП. Прилетел бомбандировщик, сбросил одну единственную бомбу. Она пробила перекритие в два наката, не взорвалась, ударила по спине , сидящего за столом над картой подполковника и осталась лежать на полу под его ногами, не разорвавшись.
Как будто-бы эта бомба предназначена была специально для него лично.
Его не стали выносить из землянки,бомбу саперы обезвредили и НП превратили в могилу, сделав из него каменный сугроб с надписью.
Где-то в этом-же марте или в начале апреля прибыло молодое пополнение.
Молоденькие мальчишки из глухих деревень Вологодской области. Они впервые увидели паровоз, когда их везли в Мурманск. Я испугался..., что я буду с ними делать, ведь без лыж невозможно. Переночевали, позавтракали. Выдали им лыжи. Проверили подгонку лыж. Повел их на эту-же высоту с очень тяжелым подъемом и крутым спуском. Я впереди, комвзвода сзади. До самой вершитны не оглядываюсь. Повернул лыжи назад. смотрю: все бодро идут за мной, никто не отстал, свиду свеженькие, как будто-бы и не ходили. При спуске стали меня обгонять, пришлось им розъяснить, что впереди командира никого не долхно быть.
На душе полегшало. Хорошие были ребята.
Октябрь 1942-го года. Формируется сводный десант численностью в 50 человек для высадки на мыс Пекшуев с целью побеспокоить противника на нашем левом фланге. Для обеспечения связи радистанция и два радиста. Я напросился в начальники связи десанта. Высадились. Немцы сраззу отрезали нас от берега. Стало ясно,что снять десант невозможно. Командир был опытный. Служил еще до войны на Кольском полуострове, много раз участвовал в учениях, очень хорошо знал эту болотистую местность. Не завязав боя, он нас повел по лесам и казалось-бы непрходимым болотам, по тылам противника. При высадке в воду /катер к берегу подойти не мог/ радиостанции намокли и связи не было. Пайки съели, фляги пустые. Кругом гнилая вода. На четвертые сутки вышли к частям 14-й Армии голодные и грязные. Связались со штабом бригады. Посадили нас обедать, налили по полкружки разведенного спирта и заставили выпить до еды. Выпили. Сразу опянели, чуть - чуть поели и уснули. Проснувшись нас покормили и обяснили, что без спирта мы-б сразу нажрались-бы и было-бы плохо.
Оценку получили неудовлитворительную, потерь небыло. Если -бы мы вступили в бой нас - бы всех уничтожили. Это было ясно всем. Но все равно - с задачей не справились.
Июнь или Июль 1943-го года. Уже начался Полярный День. С целью прощупать левый фланг противника, среди белого дня высадили десантом всю разведроту Юневича. Для связи дали ему двух радистов с радиостанцией. Как только они высадились на берег противника, разыгралась сцена, как будто-бы их там ждали. Сразу открыли мощный огонь по катерам. Над катерами появились самолеты противника. Большими силами противник отрезал десант от берега, окружил десант и перешел в атаку. Все это радист успел передать открытым текстом. Вскоре радиостанция замолчала. Было принято решение высадить на берег еще роту, чтобы прорвать кольцо окружения.Но берег плотно прикрывался артиллерийским и пулеметным огнем противника и в воздухе непрерывно действовала авиация противника. Не было возможности высадить десант.
К вечеру стрельба затихла. На следующий день наш самолет обнаружил в море дрейфующий плотик, на котором лежал человек. Выслали катер. Он доставил в штаб СОР матроса разведроты, без сознания с несколькими штыковыми ранениями в теле. Привели его в сознание, подлечили. он рассказазал, что в начале сражения, когда рота заняла круговую оборону, погиб капитан Юневич. Командование взял на себя его заместитель. Вскоре была разбита радиостанция вместе с радистом. Рота сражалась до последнего матроса. Когда противник перебил всех, немецкие солдаты стали ходить по трупам и наносить контрольные штыковые удары., чтобы убедиться,что все мертвы. Он не был ранен, лежал между трупами свох матросов, ему стали на спину и несколько раз вонзили в него штык. Он не подал признаков жизни. Через какое-то время все хатихло, немцы ушли. Прислушавшись и оглядевшись, он убедился, что никого нет. Тогда он ползком стал подбираться к убитым матросам и снимать с них ремни. Затем он дополз до берега, нашел там три бревна, прибитые волной, связал их ремнями и себя привязал ремнями к бревнам. Оттолкнуть плот он не смог и потерал сознание.. Через какое-то время плот отливом унесло в море.
Все это он рассказал начальнику О.О. - ему не поверили. Затем с ним беседовал Командующий СОР - Генерал-лейтенант Кабанов. Он ему тоже не поверил. Долго им занимался Осоьый Отдел. Он стоял на своем. Клялся, что рассказал все, как было. Ему так и не поверили. Когда он полностью вылечился, его посадили без всякого суда. Освободили его только после войны, когда в руки Особого Отдела попали документы, описывающие этот бой и свидетельствующие о том, что рота была полностью уничтожена и в плен ни один человек не сдался. Уже в 90-х годах я купил мемуары генерал-лейтенанта Кабанова ("Поле боя - берег". Кабанов С. И. - прим. В. Зубок). Он в них признает свою вину, кается и просит у этого матроса прощение - говорит, что он заслуживал звания Героя, а ему искалечили всю жизнь.
Через неделю после гибели роты разведки из всех землянок изъяли портреты Юневича - все сделали так, будто-бы его никогда и небыло. На меня,человека, который так стремился быть похожим на Юневича, это произвело неописуемое впечатление, вывернуло мои мозги на изнанку.
Я себя чувствовал так, как будто-бы мне в душу наплевали и убили меня. Я страдал. Я беспрерывно думал о Юневиче, оценивая свои действия и поступки. До этого я всегда старался быть на виду, участвовал во всех мероприятиях, лез в такие дела, которые по моей должности меня непосредственно не касались.
Смерть Юневича и молниеносное его забвение заставили меня пересмотреть свои действия, пересмотреть свое поведение вцелом. Я стал другим. Я стал больше руководить своими подчиненными, а не брать все на себя.
[...]
В октябре 1944 года началась операция по освобождению Советского Заполярья от немецко-вашистских захватчиков. С рубежа реки Западная Лица перешла в наступление 14-ая Армия Каральского фронта, 12-ая БМП пошла на штурм Муста-Тунтури, наша 63-ая БМП высадилась десантом в Лиинахамари, чтобы отрезать путь отступления фашистам. Но фашисты не отступали, а бежали, боясь попасть в мешок. Чтобы при отступлении не дать возможность гитлеровцам нанести большой вред Норвегии, нашу бригаду снова посадили на катера и высадили десантом в Киркенес. Одновременно высадили воздушным десантом роту разведки СОР на мыс Крестовый. Командиру разведроты за эту операцию присвоили звание Героя советского Союза. Нашей бригаде присвоили звание Киркенесской и наградили орденом Красного Знамени и она стала - 63 ККБМП. Высадку бригады производили с катера-охотника, которым командовал капитан-лейтинант Борис Лях. К берегу подойти нельзя было. Его матросы прыгнули в ледяную воду и, стоя в воде по горло, держали на вытянутых руках трап, пока по нему не сбежали на берег матросы десанта, чтобы они не промокли, ибо их ждет сражение на берегу. Б.Ляху тоже присвоили звание Героя Советского Союза.
Полностью перекрыть пути отступления фашистов так и не удалось - значительная часть из них ушла вглубь Норвегии. Финские войска, воевавшие на стороне Германии, сразу капитулировали и тем спасли себя.
Война на суше в Заполярьи закончилась, но общая война продолжалась. Война в Баренцево море была в самом разгаре и продолжалась до полной капитуляции фашистов. На Рыбачем начали, без огласки, формировать подразделения для предстоящей войны с Японией.
Для меня война закончилась. Я был награжден орденом Красной Звезды, медалью За Оборону Советского Заполярья и медалью Участник ВОВ. Я, в свою очередь, представил к таким-же наградам своих подчиненных.
Сперва на сердце была какая-то обида. Потом я трезво решил: Моя совесть чиста. Я старался выполнять свои обязанности как можно лучше и наградой мне за мои труды - Моя Жизнь. Страна воюет, а мы охраняем Острова и себя лично.